#Ландыши_умирают

 

Ландыши умирают, юноша смуглолицый,

Что Вы их так неловко в пробках суёте в окна

Люксовых суперкаров этой большой столицы,

Маленькие головки в пальцах горячих скомкав.

 

 

Вспомните, как прекрасно видеть цветы на воле —

Слава Бахчисараю, Родине… той, что снится!

Что Вам дают за связку? Двести рублей, не боле?

 

 

Ландыши умирают, юноша смуглолицый.

 

#Маньяна

 

Небо Испании шито ветром,

Нитки трещат на закате дня.

В летней Алтее влюбилась в Педро,

Он не любил меня.

Сильно влюбилась, влюбилась пьяно,

Сердце сожгла, загнала коня.

Педро любил говорить: «Маньяна», —

И не любил меня.

 

 

Педро любил говорить: «Маньяна», —

Весело вскакивая в седло.

Педро был смуглый и окаянный —

Мне на таких везло.

И уносился куда-то в Кальпе,

Где из залива торчит скала.

Чертов Испанский, как ржавый скальпель,

Резал, не целовал…

 

 

Всё позабыла, но помню слово,

Помню Маньяну, как «Отче наш» —

Трещину в древнем культурной слое,

Взвеси в крови вина.

«Завтра», – с улыбкой твердит Маньяна.

«Вечное завтра» – святое зло,

В речи встречается постоянно,

Будто царица слов.

 

 

Как отыграть, не порвав струны, и

Как на земле отлюбить легко.

Крутятся мельницы ветряные…

Где же их Дон Кихот?

Сердце разбито о позвоночник,

Месяц-бродяга опять в седле.

Gracias, Pedro, buenas noches…

До завтра…

И долгих лет!

 

#Молодость

 

Молодость, ты же такая умничка,

Только не уходи!

Хочешь, поедем и купим сумочку,

Сладкого поедим.

Хочешь, отправимся в путешествие

К солнышку на восход.

Это какое-то сумасшествие —

Твой от меня уход!

Молодость, ты же такая близкая —

Близкому не предать.

Хочешь, я сделаюсь альпинистскою —

Двинемся в холода.

Хочешь игристого? Хочешь крепкого?

Выкроим выходной,

Всё, что не клеилось раньше, скрепками

Соединим в одно.

Я же читала про бедных девственниц

И про кровавый душ.

Может, по-простенькому: инъекции,

Пудра, помада, тушь?

Может, задержишься, даже временно,

Даже на пару лет?

Молодость, милая, современная!

Слышишь?

 

 

Ответа нет.

 

#Пальмы

 

Мир по майянским подсчетам при смерти,

пересчитать – непосильный труд.

Слышишь, любимый, как в нашем дистрикте

пальмы шумят на ветру.

 

 

[Ладно, берёзы: берёзам велено,

фон создавать для больной души.

Тело берёзоньки наспех белено —

видно маляр спешил.

Ладно, берёзы: их почва смешана

с кровью кочевников и пехот,

белая вьюга и тьма кромешная —

древний родной штрих-код.

Льнёшь к ней и водишь ладонью тёплою —

зиму сканируешь с бересты.

Печка трещит за двойными стёклами,

чай норовит остыть…]

 

 

День догорает, и чайки белые

где-то на скалах ложатся спать,

в барах прибрежных коктейли делают,

всюду массаж и спа,

скоро наш дистрикт в закат окрасится,

розовой-розовой станет даль…

 

 

Пальмы шумят… да какая разница,

что у них за беда!

 

#Пальто

 

Рома мечтает о модном пальто за две тысячи триста евро,

Из добротного кашемира, классического покроя.

Вот пойдёт он в таком по бульварам из универа,

И девушки станут смотреть на Рому, как на героя

Шекспировской пьесы. Где действие в каждом акте,

Где классика инициаций и первой любовной крови.

У Ромы огромный потенциал, но пока никакой практики,

И куртка-Аляска!!! А чинный Иван Петрович,

Застёгивая ширинку в туалете администрации

И уверяя себя, что сегодня похолодало,

Ради такого потенциала точно б решился на операцию,

Плюнув на дело партии и политические скандалы.

Бедный Иван Петрович недавно влюбился в Иру,

Девушку во всех отношениях видную и молодую,

И вопрос: «Симулирует Ира или не симулирует?»

Не даёт ему сосредоточиться на заседаниях Думы.

И когда он под вечер, измученный, ждет Иришу,

То горланит в джакузи отрывок из «Риголетто»:

«Сердце красавицы…», да так голосисто, что Клим

                                                             этажом ниже

Готов зарыдать и вернуться в театр оперы и балета,

Откуда ушёл. [Ведь нельзя же так долго в хоре].

Искусством-то сыт не будешь, чего не сказать о кухне.

И теперь у него вместо зрителей – стерлядь и помидоры.

И ресторан «Шаляпин». [Э-эх, дубинушка, ухнем!!!!]

В то же время, где-то в хрущёвке, Айгуль трёт сгоревшую

                                                                    сковородку

И ломает судьбу о каменные бифштексы.

Ей сегодня опять предстоит быть ну о-о-о-очень

                                                            и очень кроткой,

Потому что на ужин, увы, ничегошеньки, кроме секса.

 

 

А мужик её ценит в женщинах бешбармаки,

А мужик её любит манты, а понтов не терпит!

[Хорошее дело не назовут браком].

И Айгуль ненавидит растущий живот, превращаясь

                                                                     в стерву!

А у Светочки есть экономка, водитель и муж культурный.

Только Светочке впору писать мемуары о том, что

                                                                     такое ЭКО.

Она по четырнадцать раз на день измеряет

                                              влагалищную температуру,

Вычисляя момент для зачатия нового человека.

Но у Светы какие-то слишком свободные яйцеклетки,

Со своей конституцией… надменные, точно снобы…

А вокруг все с детьми: и старушки, и малолетки,

И даже нищенка в переходе, причём каждый день с

                                                                          новым.

И Света бежит в мультибрендовый плакать и причащаться

И покупает седьмое пальто за две тысячи триста евро.

 

 

И если ты скажешь, что знаешь хоть что-то

                                                о человеческом счастье,

Я никогда, никогда тебе не поверю.